Не знаю, как у вас, а у меня ассоциации с романом Гончарова возникли почти сразу после назначения Шольца бундесканцлером. Имя немецкого политика невольно всплывало в голове как «Штольц». Отсюда и возникла эта игра слов в заголовке.
Будет ли толк от его приезда на фоне западных визитеров последних дней? Помните, как Илья Ильич принимал поутру нежданных визитеров? Являлся то грубиян Тарантьев, то приходивший молча посидеть в уголке никчемный Алексеев.
Штольц и Обломов долгие годы символизировали для нас мировоззрение двух народов: рациональный немецкий подход и русскую надежду на «авось».
Как же всё изменилось... Российские штольцы апеллируют к здравому смыслу, строят планы, газопроводы и атомные электростанции.
А немецкие и европейские обломовы, кое-как слезая с замшелых диванов, приезжают и влекут нас, кажется, в патриархальную деревню, назад к ветряным мельницам.
Как завтра новый русский собирательный Обломов встретит нашего немецкого Ш(т)ольца? Что будет потом? Опять понаедут Тарантьевы, "не протягивая руки"?
И с каким удовольствием я перечитал эту сцену из романа:
"Здорово, земляк! - злобно сказал Тарантьев, не протягивая руки.
- Здравствуй! — холодно отвечал Обломов, глядя в окно...
- Делай честно дела: если должен, так плати, не увертывайся. Что ты теперь наделал?
- Послушай, Михей Андреич, уволь меня от своих сказок, долго я, по лености, по беспечности, слушал тебя: я думал, что у тебя есть хоть капля совести, а ее нет. Ты с пройдохой хотел обмануть меня: кто из вас хуже — не знаю, только оба вы гадки мне. Друг выручил меня из этого глупого дела…
- Хорош друг! — говорил Тарантьев. … Ну, брат, дурак ты, земляк… Благодетеля нашел: немца!.. Уж пустит по миру, помяни мое слово! Дурак, говорю тебе, да мало дурак — еще и скот вдобавок, неблагодарный!
- Тарантьев! — грозно крикнул Обломов.
- Что кричишь-то? Я сам закричу на весь мир, что ты дурак, скотина! - кричал Тарантьев. - Ты должен теперь отдать ему половину состояния, давай вексель на его имя: ты теперь не пьян, в своем уме, давай, говорю тебе, я без того не выйду…
В комнате раздалась громкая оплеуха. Пораженный Обломовым в щеку, Тарантьев мгновенно смолк, опустился на стул и в изумлении ворочал вокруг одуревшими глазами...
— Вон, мерзавец! — закричал Обломов, бледный, трясясь от ярости. — Сию минуту, чтоб нога твоя здесь не была, или я убью тебя, как собаку!
Он искал глазами палки.
- Батюшки! Разбой! Помогите! — кричал Тарантьев.
- Захар! Выбрось вон этого негодяя, и чтоб он не смел глаз казать сюда! — закричал Обломов.
- Пожалуйте, вот вам бог, а вот двери! — говорил Захар, показывая на образ и на дверь.
- Бог с вами! Мне вас не надо, Михей Андреич, — сказала Агафья Матвеевна... Вы мне хуже горькой редьки. Опиваете, объедаете да еще лаетесь...
Собака скакала на цепи и заливалась лаем.
После этого Тарантьев и Обломов не видались более."
***
В иллюстрации (коллаж) использован кадр из фильма "Несколько дней из жизни Обломова" и фото © Ирины Яковлевой /ТАСС
"Русское поле"
